На диете - Страница 81

Ага, я буду лакать коричневую бурду в “Оазисе”, а Фрэнклин в это время оккупирует руль. И что тогда делать? Покорно залезть в машину? Или остаться торчать на обочине со своей идиотской гордостью? А Фрэнклин окатит меня выхлопом и двинет в лагерь один. “Простите, дети, так вышло, но я приехал без мамы. Она не пожелала вас проведать – ума не приложу почему. Дайте я вас поцелую, мои дорогие!” Я даже поежилась, представив эту сцену. Нет уж, лучше не испытывать судьбу. Я стиснула зубы и пронеслась мимо благословенного “Оазиса”.

Из-за горизонта над унылой равниной всплыла махина колеса обозрения. “Прекрасная Америка” – гигантский парк развлечений. Скоро стали различимы причудливые ажурные конструкции аттракционов, похожие на огромные скелеты ископаемых чудищ.

Рикки и Джейсон обожали этот городок. Целых десять лет я вывозила их сюда каждое лето. Поначалу подыскивала развлечения поспокойнее: рельсы, по которым неспешно катятся разрисованные вагончики, карусели с лошадками и собачками. Потом пришло время лобовых столкновений на автодроме, дикого визга на русских горках и прочих экстремальных удовольствий.

В последние годы Рикки и Джейсон предпочитали отрываться в компании сверстников, и мое участие свелось к роли извозчика. Разумеется, приятели моих детей тоже не сироты. Но их матери заняты на работе, или у них нет машины, а если есть, то слишком маленькая, не хватает мест и ремней безопасности. А может, не находится времени или желания отвечать за орду чужих детей и так далее и тому подобное.

Что же касается отцов, то главы семейств, тянущие домашний воз наравне с женами, до сей поры встречались мне только на журнальных страницах. В наших краях такие не водятся. Во всяком случае, ни один не пожелал сесть за руль и отвезти детей в “Прекрасную Америку”. Так что я загружала в свой фургон всю компанию, а на месте раскладывала в тенечке шезлонг и наслаждалась покоем в обществе книги и пачки сигарет.

Фрэнклин присоединился к нам лишь однажды, пристыженный рекламным роликом. Телевизионный папочка самоотверженно жертвовал воскресной партией в гольф и трансляцией футбольного матча, чтобы свозить семейство в “Прекрасную Америку”, чем несказанно всех осчастливил.

Наши дети были слишком малы и не понимали, что к чему в рекламе и в жизни. После первого же круга в фанерном самолете Фрэнклина затошнило. Он отполз на скамейку под деревьями и объявил, что ровно через час уберется из этого проклятого места с нами или без нас. После чего мы носились как угорелые, пытаясь впихнуть в этот несчастный час как можно больше удовольствий.

Вот они, сияющие огнями гигантские буквы над входом: “Добро пожаловать в Прекрасную Америку”. Разноцветное великолепие, подпорченное черными оспинами перегоревших лампочек. Надо же, никогда прежде не замечала эти уродливые язвочки.

Я прибавила газу и пронеслась мимо. Рикки получила права, и отныне мне незачем сюда приезжать. Вот и еще один кусок моей жизни засох и отпал, словно лоскут линяющей кожи. Чем заменю его? Растет ли под этой старой кожей новая, или, облиняв, я останусь ободранной, голой и беззащитной?

Молчание давило на плечи, туманило мозги. Я ссутулилась, от неудобной позы заныли руки. Вдруг поймала себя на том, что голова безвольно мотается то вправо, то влево, как у тряпичной куклы, а щеки и ярусы подбородков весело подпрыгивают на каждой выбоине. Так и заснуть недолго! Я встряхнулась и нашарила панель автомагнитолы.

Это устройство в машине Фрэнклина оказалось до того навороченным, что я никак не могла включить его. Наконец, по чистой случайности, нашарила нужную кнопку, и по мозгам мощной волной ударил агрессивный, шершавый панк. Фрэнклин вскинулся как ужаленный, прикрутил громкость. Напоследок угостил меня взглядом, полным раздражения, после чего снова отвернулся к окну.

– Почему я всегда во всем виновата? – обратилась я к его спине. – Это не моя машина, не моя кассета и не моя громкость.

Я вытянула кассету и с недоумением прочла наклейку: “Рамонес”. Всю жизнь Фрэнклин слушал Жан-Пьера Рампаля с его барочной флейтой, прилизанный коммерческий джаз, струнные концерты, баллады Саймона и Гарфункеля. Откуда взялись эти панки “Рамонес”?

Я зацепила зубами магнитную ленту и рванула на себя. Пленка спуталась безобразным узлом. Я с удовлетворением швырнула кассету под ноги и пнула под сиденье, где скучали забытые пончики. Внутренности взбунтовались, требуя допинга. Черт с ним, с целлофаном! Выхватила пакет, разодрала упаковку и закинула пончик в рот, словно таблетку нитроглицерина. Прикончив все, что было в пакете, слегка пришла в себя, уже спокойно включила радио и поймала программу психотерапевта Джин Уайт. Она неизменно составляла мне компанию, когда я отвозила детей в воскресную школу.

“Мне не приходилось встречать мужчин, читающих любовные романы”, – снисходительно обронила Джин. Порой ее тянуло поучать своих собеседников, независимо от возраста и личных заслуг.

“О, вы заблуждаетесь. – Негромкий голос ее гостьи звучал мягко и примирительно. – Просто они не попадались вам на глаза с книжкой в руках. А вот несколько моих поклонниц заставали своих мужей с моими романами. Они глотали страницу за страницей”.

“Давайте лучше поговорим о сексе”, – нетерпеливо перебила Джин.

“Предпочитаю говорить о любви”.

“Так разъясните нашим слушателям разницу между тем и другим”.

“Секс-это гениталии и половые акты. Как раз об этом пишут Мастерс и Джонсон. Физиологические ощущения, позы...”

– Что за чушь! – с отвращением буркнул Фрэнклин.