Вопросы так и сыпались. По счастью, на меня не обращали внимания. Никто не мешал мне сидеть с бессмысленной улыбкой рядом с Маком.
В последний раз такие вот медленные токи парализовали меня в пятом классе школы, когда робкий одноклассник Дэниэл Гринберг неуклюже повернулся и вдруг чмокнул меня в щеку в безопасной темноте кинозала. Я тогда онемела от целой бури чувств, главным из которых было растерянное изумление – что это со мной творится? Отчего я с ног до головы защелкала электрическими разрядами, как лейденская банка? Сейчас начиналось то же самое, только сила тока оказалась не в пример больше и заряд мощнее.
Кто-то спросил у Мака, когда он возвращается в Феникс.
– Зависит от одного обстоятельства, – неопределенно ответил он, слегка сжав мое плечо.
Что за обстоятельство, Мак?
Мы выпили по первой, причем заказанный мною бокал шабли по пути к столу превратился в двойное виски. Официант водрузил на середину стола блюдо с закусками, от заведения. Возбуждение, охватившее меня, должно было отбить аппетит, но почему-то не отбило. Острые сардельки, крохотные огнедышащие перчики-чили, сыр всевозможных родов так гармонично сочетались со вкусом виски.
Дальше мы пили по второй, потом по третьей. Столько я не пила с той ночи, когда оплакивала Сару-Джейн. Тогда я вышвырнула сигареты в озеро. На этот раз, надеюсь, обойдется без эксцессов.
Окончился обеденный перерыв. Поредела и распалась толпа, репортеры потянулись к выходу, утаскивая в бумажных пакетах съестные припасы на остаток рабочего дня. В баре стало просторно и тихо. Едва начали разбредаться наши соседи по скамейке, я принялась потихоньку отползать от Мака.
Непринужденно обнимая меня одной рукой и не прерывая захватывающего рассказа, он мягко, но решительно пресек мои трепыхания. Драматические подробности суда и всего, что ему предшествовало, захватили меня всерьез, вырываться и убегать не было ни причин, ни желания. Я уже и забыла, как хорошо чувствовать рядом живого человека. Такая простая штука – рука на плече, а как много значит...
Убаюканная теплом Мака и выпитым виски, я соскользнула в уютный сумеречный переход между явью и сном. Голос Мака проникал сюда откуда-то издалека и кружил вокруг меня на мягких синих крыльях.
– Забавно, насколько меняется все на этом свете, когда побываешь на том. Привычные ценности оборачиваются чепухой, важное и неважное принимаются играть в чехарду. Теперь стремишься остановить, удержать то, что прежде покорно проводил бы глазами...
– Например, что? – зачарованно спросила я у синих крыльев.
– Например, тебя, – эхом отозвались они. – Тогда, ночью, я только взглянул на тебя и сказал себе: “Вот самая прекрасная женщина на свете”.
В теплых сумерках я мечтательно кивнула, не удивляясь и не бунтуя:
– Еще бы. Я ведь была окутана туманом. В густом тумане я смотрюсь особенно выигрышно.
Крылья сложились. Мак встряхнул меня за плечо:
– Ты когда-нибудь перестанешь изводить себя самоедством?
От такого наскока я слегка протрезвела. Разве я самоедка? Мак коснулся губами моего лба. Тот самый братский поцелуй, к которому Фрэнклин с некоторых пор свел нашу супружескую жизнь. Как же этот, другой, умудрился вложить в него совсем не братские чувства?
– Услышав комплимент, Барбара, ты должна сказать: “Спасибо, Мак, у тебя безукоризненный вкус”.
– Отвяжись, Мак Паркер! – Я попыталась вырваться. – И кстати, сколько времени?
– Расслабься, на свою встречу ты давно уже опоздала.
Я застонала. Кэтлин мне башку открутит – это ее гипнотизер, она столько меня к нему пихала. Мак увлеченно топил позвякивающие кубики льда в своем стакане, а наигравшись, с детской непосредственностью слизнул с пальца каплю виски.
– Ты женат? – спросила я внезапно.
Эй, Барбара, с чего вдруг такой поворот?
–Был женат. Мирна с Кэмероном постарались – все надеялись упорядочить мое существование. Нормальная домашняя женщина, очень милая. Я честно пытался ей объяснить, что такое репортер уголовной хроники. Но это так же бессмысленно, как объяснять слепому, какого цвета небо. Она твердо рассчитывала получить такую же семью, как у Мирны и Кэмерона. Но уголовный репортер – это одно, а все остальные люди – совершенно другое.
– И как все развивалось?
– Мне без конца звонили подозрительные типы, причем в самое неурочное время, я немедленно срывался, а возвращался глубокой ночью или на рассвете и заставал ее в истерике. Очередной ночной звонок решил все. Знакомый коп шепнул, что в водонапорной башне обнаружены два трупа, возможно жертвы убийства. В четыре утра я помчался туда делать репортаж. Это оказались два сбежавших от родителей подростка – перепились, обкурились, забрались на башню и сорвались. Тела порядком покисли в воде, выглядели соответственно. Три часа спустя я приполз домой, раздавленный и едва вменяемый. Жена вылетела мне навстречу – по ее мнению, я скоротал приятную ночь на стороне.
Он тронул мою ладонь горячими пальцами.
– У тебя жар.
– Я ни разу не изменил жене, даже в мыслях. Но в тот раз отдал бы все на свете, чтобы она была права. Даже измена лучше зрелища этих маленьких мертвых тел... Жаль, что с семьей у меня не задалось, не такой уж я завзятый волк-одиночка. Но этот брак был обречен с самого начала.
Мак залпом допил свой стакан. Потом склонился к моей руке, которую так и не пожелал выпустить, и один за другим перецеловал все пальцы, даже мизинец не пропустил. Я не шевелилась. Точно то была чужая, посторонняя рука. Боже, что я здесь делаю...
Счастливая мать и супруга, не знавшая бед,