Как я мечтала, чтобы они замерли. Хотя бы на миг. Чтобы подали мне знак. Что-то вроде “Здесь была Сара-Джейн” – крохотный знак того, что она не исчезла бесследно. Волны все катились.
Стойте, сволочи! Но волны с равнодушным упрямством догоняли и догоняли одна другую.
Смерть с кровью вырвала Сару-Джейн из моей жизни. Я потеряла не просто подругу – я утратила часть себя самой. Но Сара-Джейн ведь прошла через этот мир, через мою судьбу – и должна оставить свой след. Я выбила из пачки очередную сигарету, машинально потянулась за увесистой позолоченной зажигалкой.
Наша дружба – это и была настоящая жизнь, деятельная и безоглядная. Таким же должен стать мой последний долг памяти Саре-Джейн. У меня затряслись руки. Я защелкала зажигалкой, искорка мелькала безо всякого толка. Черт, не горит!
Давай, давай, железяка! Курить хотелось по-черному, я едва не изгрызла фильтр. Да зажигайся же ты. Дерьмо! Щелк. Щелк. Ш-ш-ш... Наконец-то сине-красное дрожащее пламя. Поднеся зажигалку к сигарете, я вдруг поняла, что мне нужно сделать. И в тот же миг возненавидела эту мысль, но пути назад не было. Решено. Это будет мой реквием по Саре-Джейн.
Яростно отшвырнув зажигалку, я искрошила в пальцах так и не зажженную сигарету, а ее сестер утопила прямо в пачке, щедро плеснув туда виски. Так же обошлась с пепельницей, переполненной мятыми окурками. Руки тряслись, лужица виски растеклась по столу.
Разобравшись с сигаретами в гостиной, я перебралась в кухню и, заливаясь слезами, опустошила свои закрома – выгребла два блока из шкафа и початую пачку из-под груды ножей и вилок в ящике стола.
Вторая дверь из кухни вела во двор. Порыв ледяного ветра попытался загнать меня обратно, но я стиснула зубы и ринулась в ночь. Дальше путь преградил каток, который я залила для деток. Враскоряку, точно утка, я пересекла препятствие, одолела невысокий сугроб и заскользила по обледенелому пологому берегу вниз, к кромке воды.
Домашние шлепанцы совершенно не годились для прогулок по ледяным торосам. Ночная рубашка – и того меньше. Ледяной воздух жадно хватал за ноги, пробирал до костей. На груди у меня пригрелись шелковистые на ощупь сигаретные пачки. И не мечтай повернуть назад, Барбара! Даже не оглядывайся! Назад ходу нет. Нога заскользила куда-то в сторону, я упала, но тут же с усилием поднялась и побрела дальше – туда, где плескалась черная вода.
Хороша же я была, когда добралась до цели. Ступни превратились в пару ледяных чушек, колени дрожали и кровоточили, пальцы не сгибались. Я размахнулась и с тоскливым воем швырнула в озеро сигаретный блок.
Упокойся с миром, Сара-Джейн Куинлин!
Сиплое эхо истаяло сразу, как волной слизало. Коробка упала на воду и закачалась ярким поплавком. Как же ты могла, родная? Как же я теперь без тебя?Второй блок зацепил кромку льда, подпрыгнул и присоединился к первому. Волна ударилась о лед и отступила, подхватывая коробки, – они чуть отдалились от берега. Початую пачку я разодрала, растерла сигареты в ладонях и медленно высыпала по ветру горсть табачных крошек.
Пепел к пеплу.
Я всхлипывала, выбивая зубами дробь, мокрые от слез ресницы смерзались на ветру.
Прах к праху.
Скомканные остатки картона полетели в воду.
Сара-Джейн Куинлин, моя дорогая изменница, предаю твою нежную южную душу морю.
Меня так трясло, что ноги не слушались. И не только от холода – скорее от ужаса и отчаяния. Всю сознательную жизнь меня сопровождали две верные подруги – Сара-Джейн и пачка сигарет. Единственные подруги! И в одну дьявольскую ночь я разом лишилась обеих. Как встречу я завтрашний день одна, без них?
Сигаретные коробки гипнотизировали меня, покачиваясь на волнах. Не так уж далеко от кромки льда. Блоки запаяны в целлофан, пачки внутри наверняка еще сухие! Если распластаться по льду, подползти к самому краю и тянуть, тянуть руку изо всех сил... Я как сомнамбула двинулась к воде. Шаг, другой...
И все же я оторвала жадный взгляд от проклятых коробок, заставила себя повернуться к ним спиной и заковылять к дому.
– Уже вернулась? Так быстро?
Мокрый после душа Фрэнклин драпировал бедра полотенцем перед зеркальной стеной. Я втянула ноздрями влажный пар. Точно склонилась над кастрюлькой овсянки! Патока, жирное молоко, темные крапинки изюма в каждой ложке... Не буду думать о еде! Ни слова, ни мысли о еде. Одежда выстудилась на улице, от нее веяло свежим мартовским утром. Лед... Кубики льда в высоком стакане с шипящей пепси... Золотистая хрустящая корочка горячего пирожка с тягучей вишневой начинкой... Я поспешно сдернула перчатки и шапку. От греха подальше!
Фрэнклин, вооружившись феном, сосредоточенно очищал от пара зеркало над раковиной. Получался ровный круг – такой правильный, просто загляденье. И в нем, как в нимбе, предстало его лицо. Породистое, волевое, красивое настоящей мужской красотой. Я шагнула к нему, ласково обвила руками атлетический торс. Мой герой дернулся.
– Эй, осторожней! Ты вся потная и руки ледяные.
– И вовсе нет.
Какое там вся потная, я даже не запыхалась. Боже, мне бы только уткнуться лицом в эту надежную спину! Я сорвала с себя семь слоев утепленного трикотажа – все эти бесконечные толстовки и футболки, носки, фирменные легинсы с эластаном, хлопчатобумажный спортивный лифчик – и наконец прильнула к спине мужа, послушно следуя каждому изгибу его тела.
– Ну же, Барбара! – Фрэнклин методично втирал в волосы мусс для укладки.
– Дети уже в школе. – Я пощекотала губами его шею.
– Дела, родная, дела! Завтрак с консультантами. Предвыборная стратегия, все такое...